Дитятко ходило из угла в угол и повторяло: «Любви, надежды, тихой славы…» … Потом заново. Шестой класс. Литература. Абзацами вкидывая непонятные фразы в свою, пока ничем не затуманенную головку. «Но в нас горит еще желанье ,под гнетом власти роковой». Слова не лезли. Понимания не было. Это не «Медный всадник» и не «Онегин». «Но в нас еще горит желанье». «Горит желанье…»… «Власти, власти, власти…. О! Роковой!». «Под гнетом власти роковой» - А помоги мне – ресницы хлопают, губки надулись – Я тут половину слов не понимаю. Если честно, не понимал и я. Нет, посвящение к Чаадаеву я помню со школьной скамьи. Но сейчас… «Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой». - Какой вольности? – бровь взметнулась вверх. Молчу. А что могу ответить? Святая вольность…. В чем вольность и в чем святость? Рассказать, конечно, можно, но ей всего двенадцать… «Вольности святой…». «Вольности...». «Отчизны внемлем призыванье». А дома – бардак. А дома вчера бы обыск. А